Пьесы » Сочинитель в прихожей » Действие первое » Явления VII и VIII

Явление седьмое

Эдакая дьявольщина, ну, что ты будешь делать, все измято... перековеркано, никуды-то не годится...

Что вам сделалось, сударь?

Да вот, сударыня, имел желание поднести его сиятельству графу книгу моего сочинения, и увидел я его бегущего к своей карете: я поклонился, однако же он не догадался и сел в карету, а я был так неосторожен, что, протягивая к нему руку с сею тетрадью, уронил ее под колесо — и оно все ее перемяло... Ну, вот такая досада, что лучше бы это проклятое колесо мне по животу переехало!

Да граф скоро будет, так вы еще успеете.

Да тетрадь-то так измята...

И, сударь, она очень тонка да и сыра немножко, так пожалуйте, я ее выутюжу.

Ах, сударыня, как вы меня одолжите! (Особо.)  Какая это услужливая девица, и, ах! я в нее влюбился. (Дарье.)  Вы ее выутюжите, сударыня?

Это ничего не стоит, я буду в сей же час утюжить свои косынки, так вместе...

Вместе с вашими косынками? Вы меня восхищаете. Но вы сожжете, сударыня?

И, нет, я положу под косынку вашу тетрадь.

Под косынку? ах, вне себя... ах, сударыня!

Что, сударь?

Я влюбился, и прямо по-стихотворчески: воображением. (Дарье.)  Я, сударыня...

Да, вы, ну...

Увы! я вас люблю.

И, сударь, кстати ли? вы шутите!

Ей-ей нет.

Прекрасно! право, я не верю!

Да почему же?

Я слышала, что вы, господа стихотворцы, никого в свете, кроме себя, не любите.

Я-таки никого и не любил; но, увидевши тебя, твой образ стал поселен в моем сердце.

И, сударь, этого мне, право, жаль: мой образ будет весь выпачкан, для того что в вашем сердце гораздо более чернил, нежели любви.

Как вы суровы! А я клянусь, что я вас вечно любить буду.

Да по крайней мере кто вы таковы, сударь?

Я, сударыня, любимец девяти муз.

Довольно много; а кто таковы госпожи музы?

Это, сударыня, такие ж прекрасные женщины, как вы; они наставляют меня в моих сочинениях.

А, сударь! Да не для того ль и меня вы полюбили, что от меня надеетесь наставления? Так уверяю вас, что я грамоте почти не знаю и, сказать чистосердечно, утюжить ваши измятые сочинения я в состоянии, а поправлять их ни с которой стороны не возьмусь.

Какая невинность! Какая простота! Какие прелести! Вот прямо женщина золотого века! (Дарье.)  Мне, сударыня, ничего этого не надобно.

Однако ж, какой вы чин имеете?

Я могу носить шпагу.

И, подлинно, сударь? О! так вы имеете право меня любить; но только, сударь, вы не знаете, сколь я разборчива в рассуждении чести!

О! сударыня, я женюсь на вас.

А я, сударь, за вас замуж выйду, так у нас и ни в чем нет спора. Однако позвольте мне вам услужить: я пойду отнесу вашу тетрадь.

С охотою, сударыня!

Э, сударь, я позабыла было вам сказать: молчите до времени про нашу любовь; у вас есть соперник, который может все наши намерения испортить.

Да любите ли вы его?

Не так то, чтобы...

О! так не беспокойтесь: я на него сатир с двадцать напишу, — да на что же я и стихотворец?

Явление восьмое

Так хорошо одета, так прекрасно говорит и так прелестна! кому иному быть, как не воспитаннице этой госпожи, а может быть, и боле... О! да кабы сбылось то, что я думаю, так я бы нашел и в графе и в его любовнице счастье; я и нонче таки пишу довольно хлесткие сатиры, а под покровительством графа я бы так начал петь, чтобы и сам чорт побоялся со мною встретиться!