Пьесы » Проказники » Действие второе » Явления XII и XIII

Явление двенадцатое

Как я перепужалась, душа моя! мне сказали, что ты умер. Ну, ты не поверишь, я этим так сконфузилась, что у меня все волосы дыбом стали.

По крайней мере, сударыня, я был в опасности оставить свет, не видя ваших прелестей.

Как ты прекрасно шутишь! Я читала твое письмо: склад ей-ей хорош.

Раrbleu, madame ^<1>, мне не учиться писать любовные письма... Но я еще не получал от вас ответа, неужели вам это первоучинка?

То нет, но я, право, боюсь сделаться слабою... а должность...

Diable m'emporte! если у вас не другое теперь на уме... Я бешусь! вы делаете меня ревнивым, сударыня!

Помилуй, свет мой! чем я это заслужила?

Ах, мадам ваше нежное сердце приводит меня в смущение; ваши острые глаза, которые, кажется, все хотят палить огнем любви, заставляют по справедливости ревновать, вас ко всякому; и, воля ваша, если я еще буду у вас в доме видеть тех людей, кого подозреваю, то, думаю, что я умру с отчаяния.

Ах, нет! не умирай! ты нужен... Но кого тебе надобно, чтобы здесь не было? только скажи, — всех с двора собью, и первого мужа!

Нет, ничего; а этого Тянислова, который, кажется, вам кур^[9] делает.

Ах, да он нареченный моей племяннице муж...

Воля ваша, сударыня, или он, или я должен отсель выйти; мне с ним не только у вас, но и в целом свете кажется тесно.

Явление тринадцатое

Она уже ожила, — как я счастлив! (Азбукину.) С моей стороны, сударь, с превеликим удовольствием, ежели жена согласится.

Что такое?

А вот что, мать моя: давича ваш знакомый сказал мне, что ваш муж вор, и для того я отменил было свое слово; а как мне добрые люди, по просьбе моего племянника, растолковали, что он крадет, не греша противу заповедей, чему, я думал, быть нельзя, то соглашаюсь утвердить наше слово.

Я бы охотно, мой батюшка; но как мы также дали слово, так позволь и нам подумать с своей стороны.

Так, сударь; я у вас о том же прошу, а впрочем, я за честь ставлю...

Хорошо, брат, думай, только думай своею головой, а то говорят, что ты все чужими думаешь...

Вам, сударь, конечно, завистники обнесли меня; но, чтобы доказать, что я сам могу вздумать что-нибудь достойное примечания...

А что там ты вздумал, душа моя?

О, преславное дело! Но мне надобно еще посекретничать, чтобы кто другой не перехватил.

Господа, пожалуйте в эту комнату: мы тотчас к вам будем.

Что ж ты вздумал?

Новый род стихов.

Какой?

Я сделаю таким образом, чтоб было в стопе четыре долгих и одна короткая.

Прекрасно, свет мой! Но не лучше ли, чтоб коротких-то ни одной не было, а все бы долгие?

Да это уже очень трудно набирать будет.

Долгие-то придают более важности.

Добро, я подумаю. (Особо.) Пойду поскорей к моей прекрасной незнакомке.

Признаться: что если муж меня делает славною, то не меньше и он мною славен. Но как бы ни было, новая выдумка его прибавит о нем много шуму; а мне его слог при долгих еще более понравится. Признаюсь: я бы и ныне им восхищалась, но беда, что у него почти всегда бревис ^<2>.