3 Е. И. БЕНКЕНДОРФ<1>26 ноября 1795 г.
Милостивая государыня!
Говорят, что Аристотель был едва не проклят всем афинским собором за то, что он женщине приносил приличные Церере жертвоприношения. Я не язычник, но если б изобразить всё почтение, которое я к вам чувствую, то бы попал я под один приговор с Аристо<то>лем, и всему бы этому виною были ваши привлекательные, ваши любезные качества, которые всякого, кто вас узнает, вводят точно в опасность [стать] сделаться идолопоклонником.
Я не могу вспомнить тех минут, которые случалось мне у вас проводить, чтобы не оглядываться к Москве, как верный [христианин] магометанин, возвращаясь с поклонения, набожно оглядывается к [Иерусалиму] Мекке. «Вот лесть!» скажете вы, и я знаю, что тот, кому случится увидеть мое письмо, будет бранить меня, как льстеца, но зато я надеюсь, что те, которые увидят вас, будут точно за меня стряпчими в этом деле. Но я позабываю, что воображение о ваших достоинствах завлекает меня в похвалы, которые никогда не кончатся, если я дам себе волю,— вы их столько-столько слышите! [Итак]
Я давно, как добрый идолопоклонник, желал принести вам жертву и довольно долго трудился над картинкою<2>, писавши ее пером с гравировки; наконец, я кончил и, чтоб дело сделать в порядке, засел с музою в уголок и написал стихи. Уже готовился укласть мою посылку, но
Ordine I 'uomo e Dio dispone <3>
говорит Ариост,— сё это вышло совсем иначе, нежели я хотел: картинка пропала. Я начал другую, которую теперь имею честь вам послать, но и эту у меня облили чернилами, так что я нижнюю часть лица принужден был скоблить и снова покрывать. Словом, бедная моя работа так испорчена, что я решился оставить ее недоконченною, но не решился оставить моего предприятия: нет, я еще успеть надеюсь, принявшись в третий раз.
L'ultima che si perda e` la speranza <4>
говорит божественный Метастазий в своей «Дидоне», и, кажется, стих сей извлек он из самой глубины сердца человеческого: таковы точно люди, таков точно я во всех делах моих. До сих пор все предприятия мои опровергались, и, кажется, счастье старалось на всяком моем шагу запнуть меня; это было, есть и, может, вечно так будет; но пусть только надежда, мой верный друг, пусть только одна она не отлучается от меня и проводит меня до моего гроба — пусть оставит она меня, когда, переехав Стикс, увижу я на дверях ада страшную надпись:
Lasciate ogni speranza, o voi ch'entrate! <5>
Надпись ужасная, которою Дант страшнее изобразил ад, нежели множеством других своих стихов. Итак, пусть только тогда она меня оставит, и я по крайней мере скажу, что я в жизни имел утешительного товарища.
Воспоминание моих старых и еще вновь приключившихся мне несчастий и потерей завело меня к скучному, может быть, для вас болтовству; но простите пустыннику, который рад, сыскавши первый случай говорить чувствительному сердцу.
Я встал, дал успокоиться моей памяти и протолкал, так сказать, из головы все мои несчастия, и теперь опять весело продолжаю мое письмо: иначе я бы замучил Вас Еремииным своим плачем. Итак, посылаю вам мою картинку и стихи при ней, каковы они есть.
Что касается до картины, то я жду только первого случая, как приняться за работу, и тогда вместо сей недоконченной буду иметь честь прислать вам что-нибудь порядочное. Хотя я знаю, что сии труды мало вас достойны, но я все-таки повторю мои стихи:
Пусть вспомнят то, что часто к богу <6>
Мы с свечкой денежной идем.
Милостивая государыня, ваш покорнейший слуга
И. Крылов.
Милостивому государю моему Ивану Ивановичу свидетельствую искреннее мое почтение. Я не смею к нему писать, боясь затерзать его своим письмом; но если он мне [это] разрешит, то я эту честь иметь, конечно, не упущу.
Боясь аккуратность Василия Евграфовича подвергнуть тяжелому испытанию, всё это я доставлю к вам не через его руки.
Ноября 26 дня 1795 года.
Примечания
Печатаем по автографу, хранящемуся в ПБ. Написано в 1795 г. Впервые опубликовано в «Отчете Имп. Публичной библиотеки» (СПБ, 1889 г., стр. 65—67).
<1> Елизавета Ивановна Бенкендорф (1763—1842) — дочь екатерининского вельможи А. И. Глебова, жена упоминаемого в письме отставного бригадира Ивана Ивановича Бенкендорфа. Семья Бенкендорфов проживала летом в своем подмосковном имении селе Виноградове (Дубровка), в семнадцати верстах от Москвы, по большой Дмитровской дороге; зимой — в Москве.
Из сохранившихся о Крылове документов можно предполагать, что «он приехал к Ивану Ивановичу Бенкендорфу в 1793 г., когда обстоятельства заставили его покинуть Петербург» («Село Виноградово», 1912, М., стр. 58).
Судя но словам Крылова, что он не может «не оглядываться к Москве», вспоминая семейство Бенкендорфов, надо полагать, что письмо было послано именно в Москву, а не в Виноградово, как считал В. В. Каллаш (Полн. собр. соч, Крылова, т. I, СПб., 1904 г., стр. 434).
<2> «Картинка», которую Крылов послал при письме,— портрет Екатерины II. Стихи, приложенные к письму, см. выше. Строки:
<3> «Ordina l'uomo...» (в тексте письма «Ordine») — «Человек предполагает, бог располагает».
<41> «L'ultima que si perda...» — «Последнее, что теряешь — надежду» — стих из лирической драмы Метастазио (1698—1782) «Покинутая Дидона».
<5> «Lasciaie ogni...» — «Оставьте все надежды, о, вы, сюда входящие» — надпись на вратах ада в «Божественной комедии» Данте.
<6> «Пусть вспомнят то...» — цитата из них. |